Игорь Шпиленок: интервью о жизни

Игорь Шпиленок — фигура известная. Создатель заповедника «Брянский лес», единственный брянский топ-блогер Живого Журнала, знаменитый фотограф-анималист. Последний год он прожил в Кроноцком заповеднике на Камчатке. В сентябре Шпиленок вернулся на родину в брянские леса, где его и залучила на разговор корреспондент ИА «Наш Брянск.ru» Елена Кузьменок. Говорили про Камчатку, медведей и ЖЖ. Ну, и немного лирично про фотографию.

Игорь Шпиленок — человек лесной. Поэтому за разговором мы отправились к нему «на дальний кордон», в заповедник «Брянский лес».

— Хорошо, что погода солнечная стоит, повезло вам, — смеется фотограф. — Утром был дождь, так я хотел вместо нашей встречи сбежать на съемки.

При ясном небе Шпиленку фотографировать не интересно. Говорит, люблю погоду «на сломе». А яркое синее небо его не воодушевляет. Слишком все на поверхности.

Живет Игорь Шпиленок с женой Лорой и двумя детьми в деревне Чухраи Суземского района. Кроме семьи фотографа здесь проживают еще четыре древние бабули. Дороги здесь почти нет, магазина нет вовсе. Зато есть хрустальный воздух и густая тишина, которую можно есть ложками. Дом Шпиленка стоит у небольшого озера. На озере живут бобры.

— В городе — тоска, скучно, неинтересно, — поясняет фотограф. — Мне в разных местах приходилось жить — начиная от европейских и американских мегаполисов и заканчивая нашими городами. И обычно после трех-четырех дней я начинал подыскивать пути, по которым можно сбежать. Городская жизнь угнетает. В то же время в дикой природе я могу жить годами.

Это было бы хорошим примером дауншифтинга, если бы Шпиленок не ушел в леса еще в 80-е годы прошлого века, когда об этом явлении никто не имел понятия. Молодой человек из поселка Белая Березка закончил Брянский педагогический институт по специальности «русский язык и литература». Но вместо того, чтобы вцепиться зубами в возможность остаться в городе, как делали многие его сверстники, Игорь при распределении выбрал самую глухую местность, затерянную в брянском лесу. Преподавал в местной школе, фотографировал. А затем появился «Брянский лес».

— Вы начинали с того, что 25 лет назад стали директором заповедника, а сейчас работаете простым инспектором. Как так получилось?

— Да, у меня полная профессиональная «деградация». Десять лет после создания заповедника я проработал директором. В это время продолжалась работа по расширению охраняемых территорий «Брянского леса». Вокруг него было создано 14 заказников. А потом оглянулся — больше ничего сделать в тот момент было нельзя. И я решил взять паузу и вернуться к детским мечтам — фотографии дикой природы. Остался в заповеднике рядовым инспектором, что позволило постоянно жить в лесу и снимать, продолжая охранять природу.

То, что он будет снимать дикую природу, Игорь знал с самого детства. Даже «Брянский лес» был создан не без участия фотографии. В 50-80-е годы прошлого столетия проблема заповедника долго обсуждалась. Ученые не могли прийти к согласию: где и как его создавать. Меж тем, пока «наука» спорила, площади брянского леса стремительно сокращались — его просто вырубали. Все это происходило буквально на глазах у Игоря Шпиленка, который в то время жил на кордоне. Жил и снимал. А потом из отснятого материала получилась фотовыставка «Где аиста черного дом…», которая вместе с серией статей в «Брянском рабочем» и решили судьбу заповедника. Властные мужи постановили: «Брянскому лесу» быть в тех местах, где снимал Шпиленок, а самому Шпиленку быть его директором.

Камчатка

Сейчас Игорь ведет кочевой образ жизни. Базируясь в «Брянском лесу», постоянно наезжает в другие заповедники. Так было и с Камчаткой, где он прожил последний год. В Кроноцком заповеднике Шпиленок тоже служил инспектором. Охранял там кусок территории по площади в 50 раз больше, чем весь заповедник «Брянский лес», и одновременно занимался экологическим просвещением масс посредством фотографии и интернета.

— Камчатка была одной из детских мечт, — рассказывает Игорь. — Сегодня это одно из наименее освоенных человеком мест в России. Там есть огромные дикие территории, где годами, а может и десятилетиями не бывает людей. Это всегда привлекало.

Впервые мысль поселиться на Камчатке фотографа посетила после окончания института. Но тогда эта мечта казалась недостижимой.

— Я думал, там небожители живут. Даже постеснялся писать письма в тот же Кроноцкий заповедник, — улыбается Игорь.

Первое же знакомство Шпиленка и Камчатки состоялось в октябре 1993 года. Дни путча, когда в Москве воевали за Белый дом и прочее политическое, фотограф провел в командировке в Кроноцком заповеднике. Вернее, на территории заповедника он оказался всего на одну ночь. Но увиденное там Шпиленка просто оглушило.

— Я увидел, что звери не убегают от человека, и я понял, что попал в прошлое. Камчатка — это самая настоящая машина времени.

Русские пришли на Камчатку всего 300 лет тому назад и за это время сумели «испортить» всего 3% площади полуострова. Сегодня почти все здешнее население сосредоточено в Петропавловске-Камчатском и его городах-спутниках. А остальная территория просто пустует. 300 лет огнестрельного оружия — это очень небольшой срок для закрепления у зверей страха перед человеком на генетическом уровне. Да, конечно, медведи и лисы здесь от человека разбегаются и прячутся, но недалеко и словно на всякий случай.

— Отбежит от тебя на десять шагов, а потом начинает смотреть, нельзя ли тебя как-нибудь  использовать. Не пищевой ли ты объект, — с уважением к своим бывшим соседям рассказывает Шпиленок.

После своего первого визита Игорь неоднократно побывал на Камчатке. И каждый раз он, по его же словам, будто бы оказывался в другой геологической эпохе.

— Первое, что ты видишь в аэропорту в Петропавловске-Камчатском, — это как вокруг города дымятся вулканы. Дымятся и время от времени попыхивают. К тому же мне повезло присутствовать при грандиозных изменениях тамошнего ландшафта. Например, при сходе селевого потока в Долине гейзеров в 2007 году.

Последний год Шпиленок и вовсе поселился в камчатском заповеднике. Жил там в компании с кошкой Рыськой у подножия Кроноцкой сопки. Вот, как описывает свое бытование на Камчатке блогер shpilenok:
«Наш домик, а если честнее — летний дощатый сарайчик, когда-то  построенный замечательным натуралистом Виталием Николаенко, стоял на заросшем древними каменными березами моренном мысе, который вдавался в тундру. Под мысом протекала река Тихая, кишевшая рыбой, а за километровой тундрой дышал Тихий океан. В ясную погоду от мыса открывались белоснежные вершины четырех вулканов: Большого Семячика, Кихпиныча, Крашенинникова и Кроноцкого.

Я утеплил сарайчик привезенными изовером и евровагонкой, перекрыл кровлю, установил новую буржуйку и трубу — в общем, превратил сарай в евросарай. Заготовил дров, переделал дряхлый мост через незамерзающий ручей. Кошка за это время истребила всех полевок и землероек в подполье.

У Рыськи была привычка будить меня за час до восхода солнца. Каждое погожее утро мы первыми в России встречали восход солнца над океаном. Я топил буржуйку, варил кофе, первый месяц жарил яичницу на сале; а потом, когда кончились яйца, пек оладьи. Запах сала был наркотическим для местных заповедных лис, десятки поколений которых не знают, что такое охота на них. По утрам они заранее приходили к избушке, чтобы насладиться вкусным запахом. Они даже боролись за право стоять поближе к окну избушки, чтобы не только нюхать, но и видеть сало!»

— Живя на Камчатке, ты понимаешь, что тут земля дышит, — говорит Игорь. — Если день проводишь на ногах и землетрясения можешь просто не заметить, то когда ложишься спать, спиной все же чувствуешь, как земля дрожит. Это все равно, что попасть в фильм «Земля Санникова». Прямо из своей избушки я мог наблюдать, как под окнами ходят дикие лисы. А, выходя наружу, всегда был вынужден брать с собой ружье, потому что дикие медведи имели привычку спать во дворе моего кордона. То есть там живешь такой настоящей жизнью, которой люди жили на земле тысячи лет. Пока цивилизация не сделала нас слабыми.

Живой Журнал

Отчет об своей «настоящей жизни» в Кроноцком заповеднике Шпиленок почти ежедневно выкладывал у себя в Живом Журнале. Вместе с ним за тамошними медведями и лисами наблюдали более тридцати тысяч подписчиков его блога.

— С чего начинался ваш ЖЖ?

— До 40 лет я прожил, нигде всерьез не публикуясь. За редким исключением. Мне никогда не нравился снобизм советских и российских изданий по отношению к авторам. Как правило, если здесь встречаются адекватные люди — это редкое везение. В целом же, когда в столичную редакцию приходит человек, который что-то  создает, он всегда чувствует себя бедным родственником, просителем. Мне это было неприятно. А потом пришла эпоха ЖЖ. Поначалу я просто наблюдал. А потом решил, отчего бы не попробовать самому. Тем более это прямой выход на читателя, минуя редактора. Собственное средство массовой информации, в котором ты и автор, и водитель, и уборщик, и корректор. А что сказать, у меня к тому времени уже было.

В первые же месяцы блогер shpilenok стал тысячником. И не просто тысячником, а многотысячником. Как-то за одну ночь, после того, как фотографа «отпиарил» блогер drugoi, Шпиленка зафрендили сразу пять тысяч человек. А в течение следующей недели – еще пять тысяч. Успех редкий даже для ЖЖ, в котором можно стать знаменитым буквально за несколько дней, а можно и не стать вовсе — в зависимости от контента твоего блога.

— Тема дикой природы сегодня процветает во всем мире. Но в России почему-то считается, что это никому не нужно. А на самом деле этот запрос есть. Люди хотят это читать, им это интересно. Сегодня мой блог по числу подписчиков находится в ТОП-10 в ЖЖ. Это уже полноценное СМИ, и он даже стал мне этим в чем-то  мешать. Вот мне, к примеру, поболеть хочется, а читатели там уже пишут комментарии типа «Ты куда пропал?» «Где „Доброе утро“?» (серия постов «Доброе утро из Кроноцкого заповедника», «Доброе утро из брянского заповедника» — прим. Наш Брянск.Ru), «У меня депрессия из-за того, что нет “Доброго утра“!». А у меня депрессия от того, что у кого-то депрессия…

— Вы и инспектор заповедника, и путешественник, и фотограф, и блогер. Как вы на все находите время?

— На самом деле это очень органический образ жизни для меня. Никакого специального напряга нет. Есть блог — я снимаю. Не было бы блога — все равно снимал бы то же самое. Вопрос только в том, что я получил аудиторию. И сейчас, конечно, мне приходится иногда себя корректировать, отвечая ее чаяниям.

Не в пример многим тысячникам в блоге Игоря Шпиленка полностью отсутствует реклама и вообще какой-либо коммерческий подтекст. Для него ЖЖ — это исключительно эколого-просветительский проект. Фотограф считает, что сегодня полицейскими мерами остатки дикой природы спасти невозможно. Что люди сами должны прийти к пониманию того, что в своем наступлении на окружающую среду нам надо себя ограничивать. И лучший способ это донести — ненавязчивый рассказ. Ежедневный урок природоведения.

— Я не скажу, что вообще не занимался бы рекламой в своем ЖЖ. Если мне предложат рекламировать то, что принесет непосредственную пользу заповеднику «Брянский лес», позволит снизить хозяйственный пресс тех мест, которые я люблю, — возьмусь за это двумя руками. Но рекламируемые мной вещи должны нести конкретную природоохранную нагрузку. Тогда это не нарушит моих принципов, а вместе с тем и недекларируемых принципов моего блога.

Анималистика

В целом Игорь Шпиленок производит впечатление человека, четко знающего, чего он хочет, живущего в согласии с собой, и с окружающей средой. Человека, которого принимает живая природа. Вместе с этим Шпиленок все же принадлежит к тому биологическому виду, которого из-за его агрессивного поведения остальное зверье не очень-то и жалует.

— Игорь, почему звери вас не боятся и подпускают к себе на съемочную дистанцию?

— Нет, подавляющее большинство животных меня все-таки боится. И убегает. Поэтому я и езжу на съемки надолго – на месяцы, годы. Причем в первые несколько дней я, как правило, вообще не знаю, что снимать. Даже фотоаппарата не вынимаю. Просто хожу, врубаюсь в ситуацию, пытаюсь понять, кто здесь живет, кого можно увидеть. А потом смотришь — ага, вот эта лиса сегодня пробежала от меня в 50 метрах и несильно напряглась. Посмотрим, что с ней будет через месяц. И так далее. Животные видят меня изо дня в день и постепенно начинают относиться ко мне, как к члену своего сообщества. Никакого панибратства — лиса, допустим, никогда не даст себя погладить. Но она подпустит меня на съемочную дистанцию. В Кроноцком заповеднике у меня была знакомая лиса Алиса. Так вот она полностью мне доверяла и даже пыталась меня использовать. Поначалу легко от меня избавлялась. Но я все равно за ней ходил, и спустя девять-десять месяцев она перестала от меня сбегать. А, говорит, ходишь за мной, ну и ходи. Может, на что-нибудь  пригодишься. И я пригождался. Например, ловит Алиса суслика. А я же — более крупное животное, чем лиса. Суслик на мне сосредотачивается, а она в это время его сзади — хлоп! И все, добыча уже у Алисы в зубах.

— То есть фактически вы были в сговоре с лисой…

— Хуже! Она меня использовала, как охотничьего собака. Люди используют охотничьих собак, а я у нее был в качестве охотничьего человека. Медведи тоже пытались меня использовать. Кроноцкий заповедник — это место, где самая высокая в мире плотность медведей. Там на них никто не охотится, и их там много. Из-за этого у них очень сложные отношения между особями, сильно развита конкуренция, каннибализм. При этом некоторые медведи боятся человека, а некоторые — нет. И вот те, которые не боятся, начали меня использовать, как «крышу“. Я их крышевал. Мой кордон располагался на очень хорошем в рыбном отношении участке. Там был медведь-доминант, который доминант-доминантом, а людей боялся. И был медведь-“сопляк», который не боялся. В результате на лучшем участке рыбачил «сопляк», который использовал то преимущество, что он научился не бояться человека. А доминанту приходилось столоваться на втором по качеству рыбном месте.

— На ваших медведей посмотришь, они — человеки совершеннейшие. Эти звери и в самом деле такие или это просто вашими глазами?

— Нет, медведя можно снимать по-разному. И это все-таки одно из самых опасных животных. На Камчатке по их вине ежегодно гибнут люди, в том числе и сотрудники заповедника. У меня тоже были опасные моменты. Когда видишь их каждый день, бдительность притупляется, и к медведям начинаешь относиться, как к элементу ландшафта. И тут он, бывает, так тебя на место поставит, что потом неделю ходишь с трясущимися руками. Есть медведи, которые относятся к тебе, как к медведю, и просто пытаются тебя вытеснить. Ты ему не нравишься, он тебя здесь видеть не хочет и все. Тут все ясно. Он тогда набычится весь и угрожающе на тебя идет. Если для тебя это не принципиальный вопрос, то есть, если это случилось далеко от твоего дома, тогда ты ему уступаешь. Просто уходишь — он доволен. Становится на задние лапы, трется о деревья — всячески показывает: я — хозяин, я — герой. А бывает ситуация, когда ты идешь в высокой траве и случайно будишь медведя на лежке. У меня такой случай был. Иду, никого не трогаю и вдруг вижу на уровне своего лица огромную медвежью голову. Спасло меня только то, что он не сразу бросился в драку, а испугался, отбежал на 6-7 метров и только потом кинулся на меня со страшным ревом. Все это произошло за несколько секунд, но за это время я успел сорвать ружье и выстрелить в него ракетой.

— А убивать приходилось медведей?

— Нет, Бог миловал.

— Вообще никаких животных?

— Я не охотник. И даже рыболов плохой. Все возмущаются, как ты мог жить на Камчатке и даже рыбу не ел, когда она там сама на берег вылезает. А я вот не ел.

«Брянский лес»

— Один ваш комментатор в блоге как-то  выразил пренебрежительное мнение, что, мол, да-а, Брянск — это тебе не Камчатка…

— Не знаю. Если в Кроноцком заповеднике менее 30 видов сухопутных зверей, то в заповеднике «Брянский лес» около 60 видов зверей. Это богатое место. Другое дело, что звери здесь «стеснительные» и приходится много усилий потратить на то, чтобы их найти. Снимать в «Брянском лесу», конечно, сложнее. Но я уверен, что фотографировать можно всюду. Красота везде одинакова.

Предрассветное время суток — самое интересное во всех отношениях, считает фотограф Шпиленок. Большинство зверей ведет сумеречный образ жизни, и, чтобы кого-то из них увидеть и сфотографировать, нужно вставать задолго до восхода солнца.

— Я — «жаворонок», поэтому мне это не трудно. На Камчатке я вообще жил в полном соответствии с ритмами природы и погоды. Как дикое животное. Медведь утром проснулся — такая погода, значит, надо идти рыбу ловить. А другая — значит, надо идти орешки собирать. Так и я – каждое утро смотрел на небо и решал, что сегодня буду делать.

Экология

До того, как Шпиленок завел свой блог, он был гораздо более известен за границей, чем в России. Вместе с женой Лорой Уильямс они публиковали статьи экологической тематики: Игорь фотографировал, Лора писала к этим фото тексты. Шпиленок сотрудничал с такими известными журналами, как GEO, Smithsonian, BBC Wildlife. Все это давало возможность зарабатывать, но не имело никакого природоохранного эффекта в России. Нынешнее положение Шпиленка, по его же словам, устраивает больше. Наличие журнала с многотысячной аудиторией позволяет ему участвовать в по-настоящему острых проблемах, влияя своим фотоискусством на окружающий мир напрямую.

— Последние природоохранные дела, в которых мне довелось принять участие, — протест против вырубки кедровых лесов на реке Бикин в Уссурийском крае. Вообще рубить кедры — это безумие. Потому что то, что кедр дает «при жизни», значительно ценнее, чем кедровая древесина. Но, тем не менее, ушлые люди наши способ, как оформить кедровые леса в аренду, и начали их рубить. Природоохранные фонды подняли по этому поводу шум, в котором поучаствовал и я. В своем ЖЖ призвал подписать письмо Владимиру Путину в защиту кедровников. В течение часа после этого призыва на сайте Всемирного фонда охраны дикой природы было собрано две тысячи подписей. Сразу стало видно, что у меня самообразовался некий клуб людей, которые не просто проводят время в сети, но и готовы что-то  делать. Но, я все же считаю, самое главное в охране природы сейчас — медленное, ежедневное изменение сознания людей, их отношения к окружающей среде. Эти медленные работы, ежедневные примеры и рассказы — они делают гораздо больше, чем прямые пропагандисткие призывы «Давайте не рубить леса!».

Фотография

Снимает Игорь Шпиленок с 13 лет. В поселке Белая Березка, в котором он вырос, фотографов не было, поэтому до всех премудростей ему приходилось доходить собственным умом. Вместе с этим сам фотограф никогда не читал никаких учебников по фотографии и считает, что научиться снимать можно и без них. А навороченная фототехника хорошему фотографу, по его мнению, и вовсе без надобности — достаточно простой, но надежной среднеценовой «зеркалки».

— В фотографии большого таланта не нужно, здесь скорее упертость требуется. В итоге, если каждый день ты будешь что-нибудь  снимать, то за год из тебя что-нибудь  да сложится.

— А как вы относитесь к обработке фотографий? Фотошоп вам в помощь?

— Я резко отрицательно отношусь к трансформации фотографий. Там, где трансформируется действительность, — был один медведь, а в фотошопе пририсовали еще двоих. Я вообще никак не изменяю исходное изображение. Только технически подтягиваю его до того состояния, каким я его изначально видел. У меня есть снимок — очень редкий. Я ухитрился снять медведицу, которая выглядывает из берлоги вместе с медвежонком. И там, в кадре веточка, которая вроде как «мешает». Я ее сначала убрал. А потом, спустя год или два, вернул назад. Потому что она показывает, что да, медведи живут именно в таком месте. И потому что мое кредо — никогда не изменять правду снимка.

— Съемку нужно планировать, спонтанности здесь места нет?

— Съемку планировать сложно. Чаще всего фотография — это спонтанная вещь. Все интересные фото, которые я снял, были сделаны в неожиданных условиях. Природа — это первосозданный хаос. И из этого хаоса порой что-то  вырисовывается. И это что-то  можно успеть, а можно и не успеть снять. Я очень удивляюсь, когда у меня спрашивают про мои планы на какой-то день. Вот у жены моей все расписано на год вперед. И она не может добиться от меня, что я буду делать завтра. Потому что я не знаю. Если будет какая-то чудесная погода, я все брошу и начну снимать какой-нибудь листик, который при этой погоде как-то  по-особому засияет. Фотография дикой природы — она вообще планированию поддается очень трудно. Здесь точно только одно: если ты что-то  планируешь, то погода в этот день будет такая, что снимать невозможно.

Случайностям в жизни Шпиленка вообще отведено большое место. Например, британский фотоконкурс Wildlife Photographer of the Year Competition, победа в котором – пик в карьере любого фотографа, он выиграл со снимками, которые сделал совершенно случайно. На фотографиях Рыська гоняет лис, которые покушаются на то, чтобы вынюхать дочиста все хозяйское сало. Игорь это сфотографировал для семейного альбома, а Лора взяла и послала снимки на конкурс. В итоге Шпиленок победил в номинации «Urban and Garden Wildlife». Потом shpilenok по этому поводу напишет в своем блоге буквально следующее: «Вот ирония какая: снимаю в одном из самых диких мест планеты, а побеждаю в категории „дикая природа в городе и саду“».

У Лоры насчет отбора фотографий вообще существует отдельная теория. Она считает, что сам фотограф не может быть объективным при отборе своих фотографий для конкурсов и публикаций в журналах. Это лучше предоставить стороннему наблюдателю, который оценит снимок с позиции зрителя. У фотографа же со снимком остается некая эмоциональная пуповина. Он помнит, каких трудов стоило сделать ту или иную фотографию, и это ему мешает дать ей критическую оценку.

— Вот, например, фотография Рыськи, которая лис гоняет, — я ее просто взял и щелкнул. Медведь, который в окно заглядывает, — я сижу, щелкнул, ну и что? Почему этот снимок должен где-то  там победить? А ведь у меня есть фотография, снимая которую, я палец отморозил. А все на нее смотрят и не видят ничего особенного, — смеется Шпиленок.

— А как вы относитесь к коммерческой фотографии?

— У меня сейчас каждый второй знакомый фотограф снимает свадьбы. Раньше это была довольно редкая профессия, а сейчас мы наблюдаем небывалый бум в этой сфере. Но это очень хорошо. Многие люди, научившись технично снимать крестины и свадьбы, возможно, обратятся в какую-нибудь другую сферу фотографии, подальше от коммерческого фото, и у нас вырастет целое поголовье толковых фотографов. Кстати, аналогичный бум сегодня можно наблюдать и в фотографии дикой природы. Раньше фотографов-натуралистов было три-четыре на всю страну. А теперь этим занялись десятки тысяч людей. Повсеместно проводятся конкурсы фото дикой природы. Это вдруг стало интересно. Но вместе с этим в эту сферу пришла толпа, и она принесла в нее свою философию толпы. Тысячи «фотографов» считают: а зачем я буду упираться, неделями лежать в каком-нибудь скрадке, чтобы сфотографировать гусеницу. Я тебе ее за полчаса в фотошопе нарисую. И эта масса нечистоплотных фотографов сегодня — одна из серьезных проблем в фотоконкурсах дикой природы. Люди не гнушаются трансформировать изображение, снимать диких животных в условиях неволи и выдавать их за снимки дикой природы.

— Это не обесценивает фотографию?

— Всегда можно заниматься кликушеством и говорить, что мир катится в тартарары. Но нужно все-таки учитывать тот факт, что, если в фотографию приходят массы людей, то фотография автоматически становится массовым видом искусством. Возможно, этим фотографам нужно просто объяснять, почему так делать нельзя, работать над этим, обсуждать.

— И все-таки что самое главное в фотографии? Почему мы все можем нажимать на кнопку, но у кого-то что-то  получается, а кого-то — нет?

— Нельзя назвать критериев, которые делают фотографию фотографией. Они всегда складываются каким-то уникальным образом. Это спонтанно. И это всегда значит вырвать какой-то момент из хаоса, когда хаос сложился каким-то особым образом. И тут ты никогда не знаешь, когда ты сделаешь твою лучшую фотографию.

— И поэтому ваша лучшая фотография…

— …та, которую я снимаю в данный момент.

Беседовала Елена Кузьменок, 12.10.2011